Последний день Славена. След Сокола. Книга вторая. - Страница 98


К оглавлению

98

– Телепень идёт… – с удивлением в голосе сообщил вдруг Русалко, увидев долговязого и немного неуклюжего воина, поднимающегося по лестнице. – С ним ещё кто-то…

– С ним наш. Провожатый, – сказал сотник Заруба, посмотрев в окно сбоку от Русалко.

– Спешат… – добавил стрелецкий сотник. – Не иначе, с какой-то вестью…

– Телепень добрых вестей не носит – человек уж такой, от Богов, – прокомментировал Бобрыня, в сотню которого и входил долговязый вой.

Телепень вошёл, пригнувшись, потому что дверь не желала пускать человека такого роста, и осмотрелся, отыскивая взглядом Русалко, и только после этого, глядя исподлобья, шагнул к сотнику стрельцов.

– Там, в твоей сотне…

– Что?

– Лошадь, стало быть, околела…

– И что?.. – не понял сотник, о чём речь, поскольку Телепень красноречием не отличался. – Как околела?.. Отчего вдруг? Убили?..

– Нет… Пена вдруг изо рта, како в водовороте… Упала, и биться стала… Стрельцу своему ногу сломала. Мы её, стало быть, копьём добили…

– Отчего упала-то? – Русалко так ничего и не понял.

Телепень долго думал, чтобы ответить, но всё же ответил:

– Воевода Веслав сказывает, что, никак, яд…

– Опять яд? – с угрозой и с удивлением спросил сотник Бобрыня. – Да что мы, неведомо с чего вдруг в змеиное царство попали?

– Сам Веслав идёт, сейчас скажет, – сообщил оставшийся у окна Заруба.

Веслав вошёл вскоре, точно так же, как Телепень, склонился в дверном проёме, поскольку ростом был ещё выше, чем дружинник словен, и точно так же осмотрел всех, но взгляд остановил на сотнике стрельцов. Широкий меховой плащ держал запахнутым, и прятал под ним руки.

– Тебе, вижу, уже сказывали… Лошадь от яда околела…

– Почему именно от яда? – не понял Русалко. – Кто сказал?

– Подо мной однажды лошадь отравленной стрелой ранили… Видел… Так же точно… И стрелец твой ногу сломал… Стрелец Семуша из твоей сотни…

– Есть у меня такой. Хороший стрелец, издалека метко бьёт. В малую птицу на лету попадает. Значит, надо ногу ему в лубок завязать.

Воевода долго смотрел на сотника, собираясь что-то сказать, но будто бы не решаясь.

– Да, похоже, что стреляет метко… Ты хорошо его знаешь? – наконец, задал вопрос.

– Как и других… С детства, как нас в свой полк княжич Вадимир собрал.

– Что он за человек такой?

– Человек, как человек. Что душа нараспашку, не скажу. Не много о себе говорит, молчалив. В деле хорош, неуступчив.

– Лицом и волосом он чёрен. И глаза враскос… Отчего?

Русалко плечами пожал, не понимая суть вопросов и цель, которую воевода преследовал.

– Мать его, как мать жены княжича Вадимира, была хозарской рабыней… Но у нас так издавна повелось – кто среди нас, тот наш, словенин, стало быть, пусть хоть десять раз до того хозарином был… А что случилось?

– Случилось… Я этого Семушу на правёж отправил к княжескому кату?

– Как так? – встрепенулся Русалко. – Почто?

Воевода вытащил руку из-под мехового плаща, и бросил на скамью большой походный тул со стрелами. Тул был слегка помят, как бывает, когда лошади боками одна другую заденут, и тул к крупу придавят.

– Вот… Тул со дна сбоку прорвался… Стрела наконечником вылезла, и лошадь оцарапала… Оттого и околела… Вокруг царапины всё воспалилось, и пупырыши, как у княжича… Где был Семуша, когда Гостомысла ранили?

– Сейчас и не вспомнишь, в каком крыле… – Русалко стал серьёзным, и задумался. – Надо десятника спросить.

– Спросим. Мог Семуша в княжича стрелять? Специально – в него… Мог попасть издалека, когда никто не заподозрит, в кого он стреляет?..

– Зачем ему это? – не понял Русалко. – Не стал бы, конечно. А попасть… Куда стрела летит, любой стрелец знает, когда тетиву пускает.

Воевода вытащил из-под плаща ещё и свёрток кожи. А из свёртка две стрелы. Одна короткая, с простым круглым наконечником, князем-воеводой Дражко переданная, вторая длинная, с наконечником плоским и острым по краям, точно такая же, как стрелы из помятого тула.

– Смотри… – Веслав показал на едва заметную жёлтую полоску рядом с оперением. – Что это, как думаешь?

– Метка какая-то.

– Метка. Этой вот стрелой ранили княжича Гостомысла.

– Откуда ж она у тебя?

– Князь Войномир её на месте подобрал. Он и передал мне.

После этого воевода вытащил из тула все стрелы, и выбрал две. Показал. Точно такие же жёлтые метки.

– Только на двух стрелах. Первая, которая лошадь оцарапала. Но лошадь не может, как человек, с таким ядом бороться. Она быстро погибает. Погибнет ли человек, это надо у Рунальда спросить, но мы все надеемся…

– Ты хочешь сказать… – угрюмо спросил сотник Веслава, но не закончил фразу, поскольку и без окончания она стала понятной всем.

– Да, я хочу сказать, что в Гостомысла стрелял Семуша, и стрелял специально, зная, что делает. И, думаю, не по своему стрелецкому разумению, а по наказу чьему-то…

– Где ж он сейчас? – спросил Бобрыня с угрозой.

– Я церемониться не стал – сразу отправил его в подвал замка. Когда разрешит Бравлин, наш кат будет беседовать с ним.

– Я должен быть при этом, – твёрдо сказал Бобрыня.

– Я – тем более, поскольку Семуша служил в моей сотне, – досадливо рубанув воздух рукой, не менее твёрдо сказал и Русалко.

– Я доложу князю о вашем желании. Думаю, он сам того же захочет, – согласился Веслав. – Но вы без него должны подумать о том, кому выгодна смерть княжича? Кто может так страстно желать её? Не догадываетесь? Вам подсказать?

98