Последний день Славена. След Сокола. Книга вторая. - Страница 50

Гонец снял шапку, как и полагается по обычаю, и расстегнул овечий тулупчик, чтобы сразу не взопреть в тепле.

– Нос и щёку отморозил… – соболезнованно констатировал Вадимир, разглядывая его. – Потри-ка рукавицей, потри…

Провожавший гонца вой стражи громко хмыкнул, и потёр себе нос. Нос у него был и без того красноват, а теперь, показалось, в полумраке засветился. И только после этого вой вышел.

– С ветру это… – гонец всё же и нос, и щёку тоже потёр, но только рукой, поскольку меховые рукавицы его были вдеты в рукавицы кольчужные, и ими обмороженную кожу тереть рискованно – до кости ободрать можно. Но потом глянул долгим взглядом на Вадимира. – И ты, княже, на случай, тоже лицо закрывай… Нехороший ветер… Жжёт уж больно сильно…

Это уже прозвучало откровенным приглашением собираться в дальнюю дорогу.

В горницу из боковой двери неслышной походкой вошла Велибора, жена Вадимира. Последние слова уловила, и посмотрела на мужа внимательно.

– Куда ехать-то в такую пору надумал?

– Куда это я в такую пору надумал? – в свою очередь, спросил Вадимир гонца.

– Батюшка твой, княжич, зовёт…

– Что-то срочное? – спросил Вадимир спокойно. Он почему-то решил было, что варяги-русы всё ж обложили Карелу, и запертой в крепости дружине требуется подмога. О серьёзности раны отца как-то и думать не хотелось, и то, о чём старший брат при расставании предупреждал, казалось неким далёким и не обязательно возможным событием.

Гонец же всем своим видом обратное показал:

– Плох он… Рана воспалилась… Горячка князя изнутри жжёт… Не встаёт, и порой сознание тает… Бредит, ругается с кем-то, большого ведмедя себе просит…

Нехорошо задавило в груди. Теперь-то сразу вспомнилось предупреждение Гостомысла, высказанное на мокрой дороге. «Заветное слово»… Если уж сам Буривой зовёт, человек, от которого сыновья никогда звука слабости не слышали, значит, дело его, в самом деле, плохо. Но ответить Вадимир не успел:

– Обожди в сенях… Мы с княжичем выезжаем, как только соберёмся… – решила вдруг Велибора. – А соберёмся мы быстро… Жди…

– Не так торопись, – воспротивился было Вадимир. – Тебе ехать нельзя, и мороз, и вообще… – княжич глазами показал на живот жены. – Я сам поеду, как только отдам необходимые распоряжения. А ты… – добавил, обращаясь к гонцу. – Отдыхай, пусть тебя устроят… Здесь останешься…

– Я сказала, что я еду… Это решено, – Велибора чёрные брови свела на переносице. – Мне надо там быть… Ты иди, иди… – грозно поторопила она гонца.

Тот, пожав плечами, послушно вышел за дверь, хотя и не испугался этого грозного голоса, и совсем уж не понял, почему женщина, да к тому же беременная, которой и рожать, как заметно, вскоре, командует в мужских делах, да ещё к тому же спешных. Велибору в городе не любили, и взгляд гонца откровенно показал это.

Княжич к жене повернулся, вопросительно на неё глядя, и желая понять странное её поведение. За окном уже рассветало, и дневной свет уже легко проникал сквозь покрытое морозной разноузорностью стекло. И свечи в горнице ещё не были погашены. И княжич с удивлением увидел в глазах Велиборы радость и торжество, никак, вроде бы, не совместимые с моментом.

– Дождалась, наконец-то… – оставшись без присутствия посторонних, сказала Велибора с каким-то непонятным даже мужу восхищением. – Станешь ты князем, а я княгиней Славена… Вот бы матушка моя покойная, рабыней здесь пожившая, порадовалась бы… Вот бы гонители её покривились лицами, как покривятся сейчас мои хулители…

Гонителями и хулителями Велибора всегда попрекала мужа, принадлежащего к словенскому племени. Мать её принадлежала к знатному хозарскому роду, была захвачена словенами во время большого похода, затеянного хозарами в земли кривичей, когда вместе с войском шли и купцы, чтобы прочно наладить свою торговлю в северных землях, и священнослужители с семьями, чтобы распространять свою веру в новых областях. Князь Владимир, отец Буривоя, помог кривичам разбить хозар, захватив много добра и рабов. Впоследствии мать Велиборы несколько раз пытались выкупить из рабства родственники, но хозяева брезгливо не пожелали иметь с хозарами дела. А потом, когда не прошло ещё и половины срока рабства, внезапно сами освободили её и отдали замуж за человека, которому не смогли отказать. Отец Велиборы был молодым воеводой, рано погибшим в боях с варягами. Велибора же всех, кто держал в плену её мать, считала гонителями, и всех, кто был против её брака с Вадимиром, своими хулителями, а на всех заезжих хозар смотрела, как на богов. И совсем уж ярилась, когда Вадимир, осерчав порой, не соглашался с ней, заявляя в запале, что хозары – злобный азийский народ, и гонители славянских племён. Тем не менее, Велибора добилась от Буривоя, на которого имела непонятное всем влияние, разрешения на беспошлинную торговлю хозарских купцов в Славене. После этого княжна пользовалась большим уважением у соплеменников своей матери, и родственники даже слали ей дары из своей далёкой земли.

Однако сейчас разговор получался не об этом.

– О чём ты? – не сразу понял Вадимир, но тут же до него дошёл смысл сказанного, потому что это было продолжением многих разговоров, в том числе, и разговора недавнего, состоявшегося уже после отъезда Гостомысла к бодричам. – Забудь, очень тебя прошу, забудь про это! Наследник княжеского стола один – брат мой Гостомысл! И я никогда не помыслю против брата…

– Что, не было ещё вестей от посольства? – отчего-то спросила Велибора со странными, не понравившимися Вадимиру интонациями в голосе.