– И что он говорил? – поинтересовался Ставр.
– Дикарь. Обещал что-то нехорошее сделать с моими усами, что меня, по понятным причинам, весьма даже задело. И я в запальчивости, выехав на поединок, просто срубил ему голову вместе со шлемом. И с его усами тоже. Когда шлем с глухим забралом с головы свалился, я увидел его усы, и понял, что встретился, скорее, не с заносчивостью, а с простой ревностью. Всё дело было в усах. Они, сказать по правде, моим только чуть-чуть уступали.
– И ты, брат, ждёшь неприятностей из-за этой истории? Разве ты в чём-то поступил против правил чести? – удивился Годослав.
– Нет, поединок проходил честный, и свои усы я с честью сохранил. Но после этого я приказал разоружить весь отряд сопровождения побеждённого рыцаря, воев, чтобы не застрять с пленными, велел гнать во все стороны и побыстрее, правда, не оставил им лошадей, а обоз, как и было оговорено, посчитал законной своей добычей. Всё в соответствии с правилами войны.
– Всё в соответствии с правилами воинской чести, – согласился князь. – Победитель получает все! Так в чём же, я никак не возьму в толк, дело?
И он опять посмотрел за окно, словно ждал кого-то. Это подогнало князя-воеводу, отметившего повторный взгляд Годослава.
– В обозе, в закрытой повозке, перевозили женщину. Рабыню, как я понял. Но рабыню, судя по всему, не простую. Она и танцует, и поёт, и развлекает господ. Тот рыцарь, что не уберёг свои усы, купил её, как она сказала, у какого-то другого вельможи, чтобы сделать своей наложницей. Рабыня авара, естественно, стала моей рабыней…
– Не вижу в этом ничего необычного… – сказал Ставр. – Мало ли кто держит рабынь-аварок…
– Она не аварка. Она, мне показалось – гречанка. По крайней мере, знает греческий язык. Я сам слышал, как она свободно общалась с греческим купцом. И, признаюсь, она за те два месяца, что прошло со времени поединка, стала очень мила моему сердцу. Жениться на рабыне-танцовщице я не могу… Но… Но я очень дорожу ею, несмотря на то, что ведёт она себя совсем не как рабыня, и пытается порой командовать мною, не говоря уже о моих людях…
– И что же? – снова поторопил Годослав.
– Я сегодня специально взял с собой Власко, чтобы он «в воду смотрел»… Хотел развлечь её, потому что она иногда тоскует по родине, и плачет… Но Гюльджи, только я рассказал ей про отрока, так взбеленилась, что я не знал, как выйти из её комнат… Не знаю, что на неё напало такое… А потом я принёс Власко её гребень, и он с ним смотрел в воду… И Гюльджи не увидел. Он увидел только змею… Большую чёрную змею с ядовитым золотым зубом.
– Ядовитый золотой зуб? – переспросил Ставр.
– Да. Кстати, Гюльджи носит на шее маленький золотой кинжальчик, по форме напоминающий ядовитый зуб змеи. Вот. А потом Власко взял в руки этот вот лук, и тоже в воду смотрел… И сказал, что лук этот натягивают мысли чёрной змеи… Я понимаю, что всё это сильно путано, и я сам не могу ещё привести в порядок свои мысли. Но что-то в этом есть…
– Да, пожалуй… С этим стоит разобраться, – сказал Годослав. – Я верю Власко.
– Я лучше других знаю Власко, – добавил волхв Ставр, – потому что сам его воспитал и продолжаю воспитывать. У Власко бывают прямые видения, и видения иносказательные. В прямых сомневаться нельзя. В иносказательных тоже сомневаться не стоит, но из них следует делать правильные выводы. Не просто принимать их, как они есть, а продумать и понять. Кстати, Гюльджи – это совсем не греческое имя. Это, скорее, что-то хорезмийское, по крайней мере, тюркское… Но я хотел бы посмотреть, княже Дражко, на твою рабыню. Можно это сделать?
Дражко плечами пожал.
– Я думаю, что можно. Только стоит, пожалуй, попасть к ней тогда, когда она будет в настроении. В дурном состоянии она может просто закрыться в комнате, и отказаться встречаться с кем бы то ни было. И я бессилен заставить её.
– Я вижу, что мой брат влюблён, если боится попасть к женщине в покои, когда она капризничает, – улыбнулся Годослав.
– Может быть, и так… – согласился князь-воевода. – И, думаю, что слухи об этом уже ходят. По крайней мере, князь Додон сегодня намекнул мне, что знает, с кем я провожу время…
– А вот это уже странно, – сказал Ставр. – Обычно о слухах мне докладывают первому. Похоже на то, что князь Додон специально интересовался твоим, князь-воевода, времяпровождением. И не сегодня поинтересовался этим, а следил за тобой во время баварского похода. Зачем ему это было нужно? Этим тоже стоит поинтересоваться.
– Я могу прямо спросить у него, – Дражко воинственно задрал усы. – И в состоянии добиться у этого скользкого византийского ужа вразумительного ответа на его змеиные интриги.
– Нет, подожди, княже… – попросил волхв. – Лучше будет, если я буду узнавать всё, что нам знать необходимо. У меня это получается ловчее, и не привлечёт ненужного внимания. Перенесём решение всех вопросов на будущее, когда знать будем больше. А пока тебе следует усиленно беспокоиться о своей безопасности. Подождём.
– О безопасности заботиться необходимо, и ты, брат, чаще слушайся Власко. Но мы вовремя успели закончить собственный разговор, – Годослав в третий раз повернулся к окну, из-за которого отчётливо раздавался стук многих конских копыт, – потому что подоспело время разговора государственного. У нас гость… С поручением от короля франков Карла Каролинга его майордом дю Ратье. Умный человек, с которым стоит быть осторожным, но которым можно при желании и управлять, если знать, по какому пути направить его мысли. Кстати, это уже второй гость сегодня. Первый прибыл от князя Бравлина. Он и предупредил меня о приезде дю Ратье и даже о цели этого приезда. Мы будем готовы к разговору…