С полатей обычно стреляли поверх тына. Таким образом, защитники города имели возможность стрелять в нападавших в три этажа – из тарас, там, где городни на них сменили, с настила над тарасами и городнями, и с полатей.
Но со стен обычно не только стреляют. Даже не поднимаясь по малоудобным лестницам, Славер увидел, что на полатях уложены кучки камней на случай обороны. А дальше, когда стали подъезжать к Волхову, где вся стена из-за высоты берега была сооружена только из наклонённого наружу, и снаружи же подпёртого насыпью тына, два десятка работных людей, поднимали на полати новые камни. Видно было, что отъезд Вадимира не сказался на обороноспособности города. К войне здесь были готовы, и готовились дополнительно.
Проехав вдоль береговой стены, Славер остановил коня рядом с масляной давильней, от которой далеко распространялся чуть горьковатый запах масла, и из дворовых ворот выезжали сани, доверху груженые ещё более пахучей запревшей дурандой.
– Смык, не знаешь, что за человек командует там?
Славер кивком головы показал на стену, где в тыне меняли несколько брёвен, для чего работным людям пришлось снять поперечное бревно со всего тына, и от этого начали раскачиваться полати. Прямо перед стеной стояло четверо конных воев, и один из них распоряжался работами, что-то показывая рукой, и прикрикивая. Впрочем, слова воя назвать криком было трудно, поскольку он попросту имел такой тяжёлый голос, который легко было принять за крик.
– Как не знать… Его весь Славен и вся Руса знают, да и за пределами, почитай, тож о нём не раз слыхивали… Странно даже, что ты, воевода, его не признал… Это воевода местный, словенский – Первонег. Ратное ваше дело, как говорят, раньше первого детства знает. Родился в санях, когда мать коней гнала. От хозар бежала… Первонега рожала, и тут же от врагов отстреливалась. Боевая, видно, мать была, и сыну характер передала.
– Слышал про него… – сказал Славер, и сменил тон разговора на едва слышный. – А кто у него мать была? Откуда она такая?
– Из Мурома. Боярыня.
– А что, Муром с хозарами воюет?
– Муром им дань платит. Отец Первонега боярин Улеб восстание поднял, так местные бояре, во спокойствие своё и выгоду, его хозарам на растерзание отдали. А мать бежала со старшим сыном, тогда тоже отроком. Князь Владимир, отец нынешнего князя Буривоя, их у себя укрыл…
– А где ж сейчас старший брат Первонега? При деле? Про него я что-то не слыхивал…
– Его урмане в полон взяли, увели неведомо куда… Должно, продали… Тож вой знатный был…
– Всё… Первонег нас увидел. Придётся познакомиться, а то заподозрит что.
– И так, и так – заподозрит, – обречённо сказал Верещага. – Он к войне готовится, и дюже подозрителен должон, стало быть.
– И не против кого-то случайного готовится, – добавил Боживой, – а против нас, понятно.
Славер тронул коня, направляя его прямо к словенским всадникам. Заметив это, Первонег своего коня развернул, внимательно и с вопросом вглядываясь в незнакомое лицо не простого, как он сразу понял, воя.
– Здравый будь, воевода! – первым сказал Славер. – Я рад случаю, что привёл меня в ваш город, и предоставил мне возможность с тобой познакомиться. Позволь поприветствовать тебя, и выразить тебе полное моё уважение.
– Здравствуй и ты, пусть продлит Лада твои годы, а Перун долго оставит руку способной владеть мечом, – Первонег наклонил в приветствии голову. – Я не могу ответить тебе такими же вежливыми словами, какие от тебя услышал, поскольку не знаю, кто находится передо мной. Тем не менее, просто поприветствовать я тебя могу, и мне даже кажется почему-то, что я имею дело с равным себе человеком. Кто ты будешь, с каких краёв, странник?
– Меня зовут Славер. Я воевода князя Войномира, его наставник и воспитатель с детских лет. А приехал я в Славен для того, чтобы узнать, что случилось с моим воспитанником. И, наверное, ты как раз тот человек, который сможет мне ответить на мой вопрос, поскольку, как мне сообщили, буквально перед моим приездом, отсюда уехал княжич Вадимир, к которому я собирался было обратиться. Уехал туда, откуда я приехал. Мы разминулись в дороге, иначе я мог бы спросить самого Вадимира. Но не удовлетворишь ли ты мое не любопытство, а настоящее беспокойство. Не сообщишь ли, что стало с моим князем?
– Теперь я могу прямо сказать, что рад поприветствовать в нашем городе такого прославленного воя, как ты, Славер… – Первонег тронул коня пятками, подъехал к Славеру вплотную, и, сняв рукавицу, протянул руку для рукопожатия. Варяг ответил словенину тем же. Даже со стороны было заметно взаимное уважение двух воевод. – Что же касается князя Войномира, то я не уполномочен ни князем Буривоем, ни княжичем Гостомыслом, ни княжичем Вадимиром, ни посадским советом Славена вести разговоры на эту тему. Моё дело – оборона города, и порядок во вверенных мне полках. Здесь с меня весь спрос! Что же касается остального, то – не обессудь уж… Возможно, ты не знаешь, но к нам вчера уже приезжали послы Русы с тем же вопросом. Княжич Вадимир обещал дать ответ через неделю, когда спросит у отца. Я ничего не имею добавить к его ответу. Но, со своей стороны, обращаюсь к тебе – позволь пригласить тебя для дружеской застольной беседы в свой терем. Мне кажется, у нас найдётся немало интересных тем для разговоров. Перуну было угодно сводить на поле брани наши полки, но Макоши было угодно не сводить там нас с тобой, хотя часто мы имели такую возможность. Но уж за общим столом-то боги нас свели вовремя. Не откажи им хотя бы в этом.