– Не обманывайте себя, – сказал варяг прямо. – Вы можете сколько угодно говорить о том, что весной дела пойдут по-другому. Я думаю, правильно ты надумал, что до весны нужно еще дожить, ведь за зиму Войномир разрушит эту крепость…
– Ты говоришь, как победитель с побеждёнными, – заметил Гостомысл словно бы между делом, – но пока ты сам пленник, и помощи тебе ждать неоткуда.
– Это не изменит ничего. Есть я или нет меня, убили меня или в реке утопили… Я только человек, а людей много. Что бы со мной ни случилось, события пойдут своим чередом… Я просто советую вам всем подумать, как лучше говорить с Астаратой, потому что он может дать послабление побеждённым. Он на характер мягок. Тем более, князь Буревой знаком с ним. И сам Астарата к Буривою с уважением относится. Он много раз говорил об этом.
– Ты начинаешь мне надоедать… – сказал Буривой, вставая, и хмуря брови. – Вместо интересного рассказа о том, как варяги любят купаться в полыньях, ты твердишь басни, достойные отроков, когда они не перешли ещё из женской половины дома в мужскую… Это едва ли поможет тебе выжить… Эй! Там…
Вои стражи вошли в дверь сразу же. Агрессивные, копья наставили в спину варягу.
– Отведите его в…
– В баню… – закончил за отца Гостомысл. – Протопите баньку, как след, пропарьте его хорошенько, чтоб заболеть не вздумал, да сторожите, чтоб не убёг… Он нам очень нужен будет… И бить не вздумайте… Потом накормите, и в тёплый чулан до утра заприте… У двери охрану…
И посмотрел на отца строго. Буривой, готовый возразить, понял, что Гостомысл что-то дельное придумал. Уму сына он подчинялся так, как никогда бы не подчинился угрозе чужого меча.
Молодой варяг, готовый к самому худшему, только в недоумении пожал плечами и усмехнулся. И, повинуясь указаниям копий крепостных стражников, шагнул к двери.
– Подожди… – сказал Буривой.
Варяг обернулся.
– Как вы узнали, что я здесь? Кто выдал?
– Никто не выдавал. Любой город, любая островная крепость на льду вешки выставляет, чтоб дорогу обозначить. Если здесь не выставили, значит…
– Я понял. Иди…
Едва на крыльце стихли шаги, как князь шагнул к подоконнику, взял другую баклажку, полную, и тоже попробовал хмельного мёда. И, в пример варягу, тоже опорожнил её одним глотком.
– Вот как, оказывается… Осторожность против тебя же и оборачивается… Потому и не люблю я осторожность… Что задумал? – спросил сына. – Сказывай-ка…
– Я хочу поехать к Годославу, а его взять с собой…
– И оставить меня одного против Войномира… – отец неодобрительно скривил рот, словно мёд оказался перебродившим. – Даже варяг говорит, что зима не остановит этого князя. А если рана моя не позволит мне сесть в седло, кто меня заменит перед дружиной?
– Войномир ничем не сможет повредить тебе… Он не подойдёт к воротам крепости…
– Почему? – не понял Буривой уверенности сына, и спросил сердито. Он всегда спрашивал сердито, когда чего-то не понимал.
– Потому что я заберу его с собой… И поедет он под охраной. А если вздумает сбежать, его просто убьют…
– Подожди-подожди-подожди… – нахмурился князь. – Ты хочешь сказать…
– Да, я хочу сказать, что Войномир только что стоял перед нами… Я дважды видел его в сече, и дважды не смог к нему пробиться, чтобы вызвать на поединок. Но я его запомнил…
Буривой, осмысливая сказанное, тяжело прошёлся по горнице, хромая больше обычного.
– Я отвезу его к Годославу, которому он племянник, – продолжал своё княжич. – И назад приеду с ним или без него, но без такой поездки нам не прекратить эту войну с честью…
Буривой сел так, словно вдруг ослаб телом.
– Наверное, ты прав… А что молодая княжна на это скажет?.. Месяц после свадьбы не минул, а отец тебя в дорогу гонит. Да еще на край света.
– Она знает, что приказ князя первее всего… Отправлю её в Славен, чтоб о старших детях заботилась. Это теперь ее дело. А мне нужно дела княжества решать, тебе помогать.
– Да… Пожалуй… Пожалуй, поезжай… – и даже голос отца изменился, стал тихим и неуверенным, болезненным.
И Буривой, подтверждая впечатление, потёр больную ногу…
– Значит, в дорогу… – довольно сказал Гостомысл…
Княжич Гостомысл ненадолго сходил в свою светлицу, чтобы отдать распоряжения жене со сборами, и вернулся к отцу, желая обсудить всё, о чём стоит говорить с Годославом. Но, пока сын ходил, сам Буривой проявил деятельность, и отправил две полусотни дружинников в разные стороны, проверить безопасность вокруг крепости. А ещё десятку воев велел снарядиться в дальнюю дорогу, чтобы ехать впереди Гостомысла, разведывать безопасный путь и оповещать стоящие на дороге гарнизоны о проезде княжича.
Небольшой караван из полутора десятков человек при двух санях, в которые запрягли лосей, отправился из крепости ещё затемно. В первых санях сидела Прилюда, новая жена Гостомысла, во вторых санях князь Войномир, с которого звериные одёжки сняли, но дали в дорогу тёплую сухую одежду. Попеременно пары дружинников должны с наставленными копьями ехать позади саней.
Буривой, водрузив на голову свою знаменитую ошкуйную шапку, отбросив палку, на которую, опираясь, иногда ходил, сам вышел проводить караван.
– Я буду ждать… – тихо сказал он на прощание сыну. – Постарайся вернуться быстрее… Ждать всегда труднее, чем самому всё делать… И… На Ладоге осторожнее будь. Там хоть вода спокойнее, но тоже не всё промёрзло… И по сторонам там смотри… Место открытое, тебя видно…